С незапамятных времен бытует поговорка: «Так хорошо даже в утробе матери не было!» В народе она переходит из уст в уста столетиями, а наука — психология — лишь несколько десятилетий назад впервые произнесла вслух: да, у многих людей — пусть в виде смутного ощущения — живет чувство, будто бы в момент своего рождения они были отторгнуты от какого-то очень уютного места. В новорожденных же это ощущение сильнее, поскольку они и вовсе не далеко ушли от потерянного рая своего бытия. В утробе матери ребенок чувствовал себя более защищенно, даже о пище не приходилось заботиться самому: материнский организм давал ему все необходимое. Непосредственной связи с внешним миром у него не было, так что он не ведал ни страха, ни боли. Его постоянно согревало равномерное тепло. Мать, находясь в движении, целыми днями качала-баюкала свое дитя. Зрение ребенка не раздражал свет, слух не беспокоили звуки, с ним не обращались бесцеремонно дяди и тети с незнакомыми лицами и чужим запахом, он не мог ниоткуда скатиться и упасть никуда не мог.
В мозгу ребенка не хранятся воспоминания о тех «золотых» временах — да и как им было возникнуть? Однако многие люди верят, что ребенок «помнит» о них. Якобы поэтому он любит, чтобы его качали, поэтому стремится прижаться к матери (а позднее и к отцу), согреваемый теплом и уютом материнского тела. Поэтому любит тишину и покой и пугается резких звуков, света, движений. Порой требуются месяцы, пока нервная система ребенка окончательно обретет новое, самостоятельное равновесие и сам он превратится в спокойное, гармоничное существо.
Вот почему и нам необходимо запастись терпением и не нервничать, если ребенок поначалу кажется беспокойным, неуравновешенным, неустойчивым в своих желаниях — в особенности это касается еды и сна. Если и мы еще начнем закатывать истерики, то можем окончательно лишить малыша покоя, вместо того чтобы ввести его в новый рай безоблачного счастья, причитающегося каждому ребенку в первые годы его жизни.
Не каждый малыш к моменту своего рождения дотягивает до полуметра, но шестьдесят сантиметров — поистине редкость. А до чего легонький новорожденный ребенок! Берешь его на руки и диву даешься: как пушинка.
А с каким трудом его порой носит мать во время беременности! Ей он иногда кажется свинцовой тяжестью; стоит ей постоять какое-то время, и ноги подкашиваются — так тянет книзу тяжкий груз;
Неужели этот крошечный ребенок и составлял столь тяжкое бремя?
Нет, не только ребенок, но и околоплодные воды и послед.
И все же основную часть веса составлял ребенок, только тогда его нельзя было взять на руки. Его поддерживали лишь мышцы живота и кости таза матери. Он перетягивал вперед все ее тело, делал неуверенной ее походку, затруднял передвижение на отекших, ноющих ногах с вздутыми венами. Стоило матери посмотреть вниз, и она видела только собственный живот. Никогда нельзя быть уверенной, не споткнешься ли о камень, не оступишься ли, попав ногой в какую-нибудь выбоинку. Что делается под ногами — не видно, вперед не нагнешься — как бы не опрокинуться.
Теперь это живое бремя носить несравненно легче. И все же из больницы, как правило, ребенка несет отец. Это его почетная обязанность (если не помогает которая-нибудь из бабушек). Отец пока еще держит малыша на руках неловко, потому что не знает толком, как его брать, и боится, как бы не причинить ему вреда. Но, пока вся отцовская наука не идет дальше смутного ощущения, будто в руках у него нечто вроде разрисованного пасхального яйца, которое надо беречь, чтобы не разбилось.
Конечно, осторожность никогда не окажется лишней. Если несешь на руках ребенка, точно так же не видишь, что у тебя под ногами, как и беременная женщина. Поэтому и не мешает быть особенно внимательным, осматривать дорогу на метры вперед, чтобы вовремя заметить колдобину, о которую можно споткнуться.
Когда мы находимся дома, нам часто приходится поднимать ребенка, переносить его с места на место, Не может же он все время лежать в кроватке, к тому же поначалу его приходится каждые три часа кормить, затем приподнимать, чтобы он срыгнул лишнее, часто менять пеленки, а по вечерам и купать…
Скоро привыкаешь без боязни притрагиваться к малышу, брать его на руки, держать его в лежачем положении: страха уже не испытываешь, лишь некую растроганность оттого, что это крохотное существо во всем зависит от тебя. Да и как ему сейчас обойтись без родителей? В какой-то степени тяготит, что ребенок постоянно требует нашего внимания, но есть и особая радость в том, что нам доверена его жизнь. Сам он настолько беспомощен, и мы так нужны ему!
Не дадим ему голодать, не позволим мерзнуть, не оставим лежать в мокрых, грязных пеленках. Мы беспредельно добры к нему, хотя он пока еще ничем не может отблагодарить нас за это. Лишь тем, что существует, и тем, что он — наш.
Поначалу он даже улыбаться не умеет. Даже сложить ротик в улыбку и то у него не получается. Впрочем, кому здесь улыбаться? Глазки, правда, у младенца открываются, но видеть по-настоящему он пока еще не способен, разве что различает светлое и темное. Зрение постепенно развивается, но маму-папу малыш пока не узнает. Стоит склониться над ним, и он уставится на вас, однако ни одна черточка в лице не дрогнет, давая понять, что он вас заметил. Будто смотрит в пустое пространство… Проведешь рукой у него перед глазами, и видишь, что он не провожает ее взглядом. Зрительный мир для него пока что не очень существует.
Зато мир звуков воспринимается младенцем живее, он вздрагивает от резкого, внезапного шума. Чувствует он и холод: замечаешь, как у него вдруг начинают подрагивать уголки губ. Правда, случается, что его почему-то охватывает дрожь даже тогда, когда он не зябнет: выкупаешь его в прогретой ванной, оденешь, запеленаешь, а у него будто от холода стучат еще не прорезавшиеся зубки. И губы дрожат не переставая. Посмотришь на него, и самого тебя передергивает как от озноба.
И все же, как не позавидовать этой поре жизни! Лежит себе маленький человек полеживает в свое удовольствие, нежится в уютной постельке, все тельце его свободно расслаблено, даже ноги вытянуть и то на первых порах не хочется. Время от времени его берут на руки, меняют пеленки, затем дают ему что положено. Поистине при такой беззаботной жизни у человека есть все основания быть довольным. Не кричать сверх меры, щадить покой окружающих.
Впрочем, днем по большей части малыш ведет себя вполне прилично, даже время кормления ему ничего не стоит пропустить, забывшись сладким сном. Зато по ночам он ревет, что юный львенок!
У него заметно прорезался голос по сравнению с первыми днями. Заливистое «уа-а!» теперь даже матери не кажется столь сладостной музыкой, как в тот миг, когда она впервые услышала его. Ну, а об отце уж и говорить не приходится.
Помните, мы говорили о том, что на малыша просто невозможно сердиться, пока он лежит в материнской утробе? Зато теперь он дает нам поводы к недовольству — и предостаточно! Вся беда в том, что малыш действительно не может сказать, чего ему не хватает, что его беспокоит. Тут уж мы, родители, должны проявить догадку, смекалку.
Охотнее всего мы склонны предположить, будто ребенок капризничает без причины. Просто так. От хорошей жизни не знает, чем себя занять, вот и развивает голос, дует во всю мочь, красный от натуги — точь-в-точь лагерный горнист, когда дает сигнал вечернего отбоя. Только наш трубач играет не отбой, а подъем. В полночь или после полуночи. В два, в три часа ночи.
Согласно общепринятому мнению, эта ночная вахта новорожденных длится шесть недель. В среднем так оно и получается, хотя иному младенцу это надоедает уже недели через две, а иной кричит по ночам до трех месяцев.
Находясь в утробе матери, ребенок, естественно, не подозревал о существовании времени суток. Теперь же он должен привыкать к тому, что существуют периоды покоя, когда надо спать. Причем спать не так, как днем: легким, чутким сном, всегда готовым перейти в бодрствование ради очередного кормления, но погрузившись в глубокий — усыпляющий даже извечную младенческую ненасытность — сон.
Ребенку также необходим покой. Каждой форме жизни свойствен свой ритм: даже деревья и травы различают день и ночь. А что уж говорить о высокоразвитых животных и о человеке! Каждый испытывает потребность в полном расслаблении, в еженощном длительном сне.
Конечно же, испытываем такую потребность и мы, папы и мамы, потому и недовольны бываем, когда от глубокого сна нас вновь и вновь пробуждает сольное «пение» любимого дитя.
В таких случаях возможны разные варианты родительской реакции. К примеру, один из вариантов, когда разоспавшимся родителям ни за что не хочется вставать. Поплачет, поплачет и перестанет. Надоест орать — сам замолчит. Однако эта надежда очень редко сбывается.
Бывает и так, что мать встает проверить, не мокрый ли ребенок, попутно даст ему несколько ложечек сладкого чая. Тот, с удовольствием причмокивая, выхлебает чай и — по внешним признакам — теперь всем доволен. Пока… пока не положишь его в кроватку. И тут он опять примется реветь. Впрочем; может, и не заревет, это уж вопрос везения.
Третий вариант тоже знаком. Если среди ночи, в час, в два малыша никакими средствами не удается угомонить, мать, бывает, сжалится над ним и приложит к груди. По мнению многих специалистов ночное кормление — это тягчайший грех, поскольку тем самым нарушается покой, необходимый и желудку ребенка. Так одна неколебимо стойкая женщина железно придерживалась этого правила: из шести своих детей ни одного не кормила по ночам, предпочитая терпеть и заставляя терпеть мужа их нескончаемый плач. Затем, родив седьмого ребенка, женщина эта поверила заверениям врача, что она не совершит ничего предосудительного, если покормит ребенка ночью. Поначалу мать побаивалась: вдруг малыш привыкнет и даже месяцы спустя повадится просить кормежки по ночам. Но все обошлось благополучно, и через несколько недель и мать, и младенец спокойно спали до утра.
Бытует мнение, что днем якобы ребенка чаще мучают боли в животике, и оттого он плачет. Но и здесь та же самая проблема: ребенок сам сказать не может, он только оповещает мир о своем страдании, нам либо удается угадать, что ему нужно, либо нет.
Если взять его на руки, он наверняка быстрее успокоится. Но стоит ли приучать его к укачиванию или к тому, чтобы расхаживать с ним взад-вперед по комнате?
В старину поступали мудро, когда детей старались не брать на руки, зато покачивали колыбель. А как быть нам? Старинную колыбель давно вытеснили кроватки, а кроватку хоть как тряси, малыш от этого не угомонится.
Если ребенок плачет слишком отчаянно и слишком долго, то жестоко оставлять его одного. И желудочные боли могут пройти, если малыш лежит не навзничь, а в чуть приподнятом положении покоится у нас на руках или сидит на коленях. Можно, даже не вынимая его из кроватки, положить на живот.
Так что если маленький ребенок плачет — значит, что-то его беспокоит. Это непреложная истина.